Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]

Я всегда отличалась особым талантом делать самые невероятные предположения в недобрый час…

Номер с видом на море я выбирала сама. Когда обнаружила, что он еще и с видом на улицу, было поздно менять на другой, все оказалось занято. Пришлось примириться с шумом машин, которые всю ночь напролет подъезжали и к нашей гостинице, и к соседнему «Гранд-отелю».

Девушку из соседнего номера я впервые увидела лишь на четвертый день нашей идиллии. Я вышла из номера в тот момент, когда она как раз запирала свою дверь. Заперла, взглянула на меня и пошла к лестнице. Разумеется, я на нее тоже взглянула и очень порадовалась, что на сей раз имею дело не с каким-нибудь бабником, а с порядочным человеком, для которого внешность — это еще не все.

Девушка была очень красива. Пожалуй, ее следовало бы назвать не девушкой, а молодой женщиной, потому что ей явно было уже за тридцать пять, хотя она выглядела от силы на двадцать пять, и ни один мужчина не дал бы ей больше. Обращали на себя внимание искусный макияж и асимметричные брови, делавшие красивое лицо еще и оригинальным. К тому же у нее были красивые волосы и красивая фигура — стройная, гибкая, какая-то пружинистая и ловкая. Что-то в девушке мне показалось знакомым, связанным с какими-то неприятными воспоминаниями, хотя готова поклясться, я видела ее впервые. Мне хватило ума не говорить о ней с Мареком. Вечером же этого дня она попалась мне навстречу второй раз. Мы с Мареком спускались на ужин, как всегда немного запаздывая, а она поднималась к себе. Столкнулись мы на лестничной площадке. Я не унизилась до того, чтобы проверить, какое впечатление она произвела на моего спутника, мне вполне достаточно было видеть, какое впечатление он произвел на нее. Быстрый взгляд на него, потом сразу на меня… Красноречивый взгляд, понятный любой женщине. Смешанные чувства овладели мной.

— Очень интересно подведены глаза у той девушки, — сказал Марек, усаживаясь за стол. — Ты заметила? Теперь такая мода?

Очень довольная, я только кивнула. Камень свалился с сердца. Ведь он замечал абсолютно все, и хорошо, что сам заговорил о красотке. Было бы хуже, если бы промолчал…

— У нее разные брови, и она правильно делает, что подчеркивает это, — разъяснила я. — Небанально и пикантно. А глаза и в самом деле искусно подведены. Пока я не заметила в ней ни одного изъяна, чтобы заострить на нем твое внимание. Разве что возраст… Она намного старше, чем кажется.

— А ты откуда знаешь? Вы знакомы?

— Нет, первый раз ее вижу и не знаю, кто она. Знаю только, что занимает номер рядом с нашим. А возраст… Женщина всегда определит возраст другой.

— Выглядит она на двадцать восемь, — заметил Марек, — но мне тоже кажется, что она старше. Года тридцать два…

— Все тридцать пять, — безжалостно парировала я. — Или даже шесть. Можешь мне поверить.

Больше мы о девушке не говорили, у нас были более интересные темы.

На следующий день, однако, мне пришлось убедиться, что она Марека приметила, о чем свидетельствовало множество вроде бы мелких, но весьма убедительных фактов. С самого начала я знала, что Марек должен нравиться женщинам, что наиболее агрессивные и самоуверенные будут всячески ему навязываться, и была готова к этому. Оказалось, не вполне. Вот, например, из-за этой язвы сразу же начала нервничать…

В этот вечер она тоже пришла на ужин с опозданием. Под конец ужина, как обычно, составилась компания для игры в бридж. За одним столиком уже начали играть, для второго подбирали партию.

— Может, вы? — обратился к нам с Мареком известный композитор, заядлый бриджист. Я собралась отказаться, но Марек не дал мне слова сказать и принялся уговаривать:

— Сыграй! Ты же бридж любишь, а не играла давно. Наверняка тебе хочется.

Тем временем друг композитора пригласил деву, она согласилась, так что от нас требовался только один человек.

— А ты? — спросила я Марека.

— А я с удовольствием поболею за тебя, вообще больше люблю наблюдать за игрой, чем играть. Сыграй! Я не знала, на что решиться. Может, лучше не испытывать судьбу и держаться подальше от искусительницы? Вот еще, не хватало спасаться бегством. Ишь, как смотрит, думает, испугаюсь! Или все-таки лучше и в самом деле увести Марека подальше? Не будить лихо, пока спит тихо? Но есть и другая пословица: волков бояться — в лес не ходить.

— Но как же ты?

— Говорю же, с удовольствием поболею. Сыграй, ну что ты упрямишься?

Ох, что-то уж излишне рьяно он меня агитирует. Неспроста это… Я уже совсем было решила отказаться, но композитор вцепился в меня, как клещ, пришлось согласиться.

Мы сели за стол, моим партнером оказалась девушка. Джентльмены против дам… Марек принес стул и сел рядом со мной. Чего, собственно, я на нее так взъелась? Ведь пока она мне ничего плохого не сделала, а иметь претензии к человеку только из-за его внешности глупо.

— Обдерем мужчин? — добродушно предложила я ей.

— Охотно! — ответила она, мило улыбаясь одним краешком губ, тоже как-то асимметрично. Похоже, асимметрия — главная отличительная черта этого красивого лица.

Естественно, в карты я смотрела лишь краем глаза, основное внимание уделяя не игре, а партнерше. Играть она умела, в этом не было сомнения, и мы бы действительно ободрали мужчин, если бы не досадная случайность. Приготовившись сбросить мелкую карту, дева держала ее в руке, а сама о чем-то задумалась. Противник нам попался нерешительный, он долго колебался, надо ли импасировать под даму или нет, импас не имел никакого смысла, и все говорило о том, что импасировать он не станет. Я сама в таких случаях обычно держу в руке приготовленную для сброса мелкую карту. И вдруг противник решается импасировать и кладет валета. Дева, не глядя, бросает на него заготовленную карту и спохватывается уже в тот момент, когда карта коснулась стола, обратно не возьмешь!

— Ох! — изображая испуг, дева грациозным жестом прикрыла рукой лицо и набросилась на партнера: — Вы не должны были импасировать! — И мне: — Прошу извинить, мне так неловко…

— Ничего страшного! — отвечала я, смеясь со всеми остальными. — Я знала, вы положите ту карту, которую заготовили, потому что на стол не смотрели. Я сама так всегда поступаю. Не огорчайтесь, мы все равно их обыграем.

— Какие нахальные бабы нам попались! — воскликнул в притворном ужасе композитор.

Грациозный жест партнерши позволил мне, наконец, обнаружить изъян в ней — два кривых ногтя, на среднем и безымянном пальцах правой руки. Благодаря искусному маникюру этот недостаток не бросался в глаза. Боюсь, двух кривых ногтей мне не хватит для того, чтобы опорочить красотку в глазах Марека.

А с ним вдруг с этого момента стало твориться что-то непонятное. До сих пор сидел себе спокойно и болел, а тут вдруг кинулся за ней ухаживать. Сигаретку зажег, кофеек заказал, пепельницу пододвинул, отодвинув от меня!! И вообще, так расточал свою заботливую обходительность, что глаза бы мои не глядели! Гораздо больше заботился об этой кикиморе, чем обо мне. А она ведь не знала, из какой он породы, не знала о самой толстой базарной торговке и принимала знаки его внимания Бог знает за что. Я лично о торговке знала и приняла бы спокойно Марековы выходки, будь эта гадюка сирой и убогой. Тогда, глядишь, она бы вызвала в моем сердце жалость, но тут! Ничего, кроме яростного протеста, не зародилось в моем сердце, которое ужалила ядовитая змея… ревности.

Но все это были лишь цветочки. Ягодки я увидена на следующий день перед обедом. Готовясь спуститься в ресторан, я наводила марафет перед зеркалом, и закрытая дверь не помешала мне слышать, как Марек увивается вокруг красотки в коридоре. Видимо, эта паршивка только что вернулась из города, была нагружена покупками, и они посыпались из ее паршивых ручек. Выбрала момент, когда Марек вышел из номера, зараза! Разумеется, он, как джентльмен, помог собрать упавшие пакеты, занес в ее номер и, очень может быть, помог ей снять пальто. Может, и в шкаф повесил на плечики. Я не унизилась до того, чтобы выскочить из комнаты и лично проконтролировать, чем он там занимается. И даже если бы у меня под носом начался пожар, я лучше сгорела бы, но не вышла! В конце концов, жизнь немного знаю и разбираюсь, что стоит предпринимать, а чего не стоит.

Ангельским характером я никогда не отличалась и безответной жертвой быть не привыкла. Душевные муки не входили в число моих излюбленных переживаний, а скрывать чувства в тайниках сердца было не в моих привычках. Я и не скрывала, а накинулась, как фурия, на любимого человека во время первой же прогулки, как только мы присели на берегу канала.

— Послушай, мой драгоценный, я успела привыкнуть к тебе и поверила, что ты будешь любить меня до гроба. Объясни, сделай милость, что же в таком случае означают твои афронты?

Его реакция была самой что ни на есть типичной для мужчины.